Правда, справедливости ради, Джонни вынужден был признать для себя, что хотя жена южанина — фактическая руководительница фирмы, — и была славянкой, с моральной точки зрения она не отличалась от него в лучшую сторону. Так, если её сотрудница, будучи в положении или простуженной, не могла работать 14 часов в сутки, несчастную грозили выгнать с работы. Если клиент, не просекший вовремя информацию, которую от него ловко скрывали, переезжал в квартиру, фактически малопригодную для жилья — его проблемы. Если в результате юридических накладок окажется на улице, станет бомжем — его проблема. И так далее.
Соответственно, лучшие, наиболее перспективные сотрудники компании — амбициозные, бессердечные молодые люди, способные ловко облапошить клиента и гордящиеся этим.
Однако среди всего гноя человеческой расы, прорвавшегося в те дни на Джонни из этой клоаки под названием агентство недвижимости, наибольшее омерзение у него вызвала даже не упомянутая деловая женщина и её муж-носорог. Эту чету легко затмила их дочь — очаровательная с виду (но только с виду!) юная девушка — студентка элитного московского ВУЗа. Да, для её отца — зверя мир представлял собой джунгли, в которых он рвался занять место под солнцем, перегрызая глотки конкурентов и просто недоброжелателей. Да, сходное восприятие ситуации и соответствующие черты поведения демонстрировала и его супруга, мать девушки. Но если эти двое всячески боролись, пусть никоим образом не стесняясь в средствах, за лучшие места под солнцем, то их дочь считала себя достойной особого положения изначально. Каждым словом и каждым жестом свои она словно говорила окружающим: я принцесса, а вы все — быдло. Нет необходимости говорить о том, что, требуя почтительного отношения к своей персоне, она никоим образом не считала себя обязанной считаться с интересами других. Хотя, пожалуй, Джонни доводилось сталкиваться с подобным поведением и прежде, именно эта встреча заставила его серьёзно задуматься об этой стороне нарциссического характера.
Самым же неприятным для Джонни в его сотрудничестве с представителями этого «семейного бизнеса» оказалось то, что они доставили ему не только моральный, «теоретический», но и осязаемый материальный дискомфорт. Перед тем, как расплачиваться с Джонни за его работу, «деловая женщина» некоторое время о чём-то говорила с дочерью. Джонни не мог расслышать большую часть разговора, но из того немногого, что Джонни всё же сумел разобрать, он понял, что дочь не могла или не хотела давать своей матери деньги. После этого мать — «деловая женщина» подошла к Джонни, извинилась и сказала, что из-за трудностей с обналичкой денежных средств они смогут сейчас заплатить ему за работу лишь на тысячу меньше оговоренной суммы. Она поинтересовалась у Джонни, где тот живёт, и пообещала ему, что в скором времени дочь будет проезжать мимо него и завезёт ему недостающую сумму.
Джонни совершенно не нравился такой поворот событий. Ему не только тонко и в то же время неприятно намекнули на его вину в том, что он не принимает безналичные платежи. Хуже того, у него возникло предчувствие, что никто ему оставшуюся часть не привезёт. Джонни уже собрался решительно настаивать на том, чтобы с ним расплатились немедленно. Мол, это их проблема, если они не могут сделать это немедленно. Но здесь к нему пришло очень неприятное осознание: С юридической точки зрения, у него нет никаких оснований требовать с них чего бы то ни было, даже ту сумму, которую ему всё же выплатили. Всё взаимодействие Джонни с этой организацией совершалось на основе устной договорённости. Поэтому единственный путь получить от них деньги «здесь и сейчас» заключался для него, наверное, только в том, чтобы угрожать им немедленной физической расправой в случае, если они немедленно с ним не расплатятся. Но Джонни был совершенно не готов ставить вопрос таким образом. А потому всего лишь попытался вежливо, но настойчиво поинтересоваться конкретными сроками. На что ему ответили, мол, как только, так сразу. На том и расстались.
По дороге домой в метро Джонни нужно было чем-то занять свои мысли, и он занялся тем, что принялся себя накручивать. В его воображении, которое чем дальше, тем больше казалось ему реальным воспоминанием, он представлял себе, как молодая сучка говорила своей матери, когда та просила у неё недостающую тысячу рублей: да ладно тебе, забей! Просто пообещай ему отдать когда-нибудь, и всё. Сама подумай, что он может тебе сделать? Он совершенно безобидный лох! Я знаю таких. Максимум, на что он способен будет в итоге, — плакаться таким же задротам, как его здесь кинули на деньги и вообще обидели. Так что расслабься.
При этих мыслях Джонни стало трудно дышать. Пытаясь проглотить слюну, он не смог это сделать, чувствуя ком в горле, который только усиливал состояние удушья. Когда он немного пришёл в себя чисто физически, ему невыносимо захотелось сейчас же найти эту молодую сучку и трахнуть её в рот, предварительно выбив все зубы, чтобы не кусалась. Впрочем, тут же Джонни представил себе более реальную перспективу: Где он теперь будет её искать?! А главное, он совершенно не был готов вести боевые действия против целой армии соплеменников её отца, не нашедших работу в родном ауле, а потому теперь понаехавших в Москву служить в личной охране вот такого сородича — чурбана, разбогатевшего здесь за счёт местных жителей.
И вообще, ещё с детства, когда дело доходило до реального конфликта, Джонни начинал чувствовать себя как-то ссыкотно. А потому предпочитал ненасильственные методы. Например, доставить себе удовольствие какой-нибудь мелкой пакостью в отношении обидчика.